01.11.2010 в 21:38
Пишет Черный Шут:Я вошла в черный картонный дом. На секунду задержалась пальцами на шершавой стене. Честно говоря, с детства больше люблю именно такие сооружения нашего города. Здесь, на окраине, они имеют шкуру обветренную и сухую как у жителей Сахарной Пустыни. Не то, что сатиновые домики или стеклянные небоскребы Ядра, сколькие как кожица рептилий, не дающие кончикам пальцев ни на мгновение задержаться на поверхности.
- Вы к Ивану Андреевичу, госпожа?
- Да, - я улыбнулась Ходящей На Спичках Коробочке Из-под Монпансье.
- Обождите.
Я села на пластиковый диванчик и поправила платье. Меня зовут Голди. Я не коробочка конфет или спичек. Даже не монетка, а человек женского пола, скверного нрава, левого права.
- Вы немного рано, - сказа Иван Андреевич, поправив пенсне,- что-то случилось?
Он сел на кресло напротив.
- Да, он опять вернулся.
Должна признаться, что уже лет десять слышу голоса. Один раз голос пришел ко мне, обладая лицом, ногами, туловом и даже парой пронырливых рук. Я стала называть его «Отвали». Сначала он обижался, но, разумеется, привык, как и всякое домашнее животное. Кроме меня все равно некому назвать его более приличным именем, ведь только я его вижу.
- Чего он хочет на этот раз?
Я поморщилась.
- Он хочет криопарк.
- Крио что?
- Парк. В нем будут выставляться всяческие виды снежинок со всего мира.
- А он в курсе, что снег у нас идет только в Стеклянном Шаре на севере?
- Да, я рассказала ему и про и про Шар и про варваров и про Медовика V. Он сказал, что это все ерунда, возьми, мол, деньги у мэра и иди строй.
Иван Андреевич вздохнул. Коробочка Монпансье принесла нам по чашечке мятного чая.
- Ну? По кружечке?
Чай медленно пополз по моему подбородку вверх и влез в рот. Я с удовольствием жевала.
- Ну, Голди, не переживайте. Я еще раз прошу Вас дочитать мою книжку и выйти, наконец, на тринадцатую фазу «голос говорит только то, что нужно мне и озвучивает мои собственные мысли, голос – это я»,
Я вздохнула.
***
Я глажу кончиками пальцев стену аптеки. Она светло-голубого льна с вышивками, на которых изображены голубки. Просто кусок тортика, если не считать, что все голубки без голов и кровоточат. Это к тому, что надо быть осторожным?
Колокольчик сообщает о моем появлении. Я вижу огромный, в несколько этажей зал со шкафами под завязку заполненными книгами. Выше всех стоит ряд золотых, с инкрустацией корешков. Толкиен, Маркес, Барто и еще пять или семь имен. Эти лечат рак крови и заячью губу.
Я подошла к кассиру.
- Голова болит. Постоянно.
- «Винни Пух и все-все-все», «Изумрудный город», «Черная курица», «Смилла и ее чувство снега».
- М-м-м. «Винни Пух» с витаминами?
- Да, конечно.
- Тогда одну.
Кассир протягивает мне книжку Милна, я благодарю и сажусь на ближайший диван. Открываю, начинаю читать. Боль не сразу уходит. Я всегда два раза перечитываю – потом эффект дольше. Голова уже почти приняла очертания головы. Ура! Вскакиваю и выбегаю. С тех пор как Криопарк с собранием разнокалиберных снежинок взорвался, по городу везде летают хлопья снега. Честно говоря, мы рады. Восемь лет до этого мы каждый день видели солнце в виде пуговички и пяти макаронин.
***
Я еле успеваю в кино. Он уже нервничает и жестами показывает как отрывает мне голову и вставляет ее себе в рот.
- Я была в аптеке!
- Голди, уже поздно! Врачи тебе не помогут, а я пропущу фестиваль экспериментального кино! После чего сожру-таки твою голову и всем расскажу, что мозги у тебя хорошо жуются.
Мы вбегаем в зал, плюхаемся на кровать и довольно сопим. Свет медленно гаснет и мы засыпаем. Кино обычно всем снится одинаковое, но сон каждого его дорабатывается для хозяина его собственной головой. Обсудить зачастую было сложно, но все довольны. Кроме тех, кто до сих пор видит черно-белые сны. Кстати, это не лечится.
Он поцеловал меня во сне, обнял и прижал к себе, я не смогла сдержать глупой улыбки.
Потом мы пошли в бар, лепили снеговика и поехали к нему домой. Не к снеговику, конечно, мы забыли слепить ему ноги и он никуда не пошел.
У него дома смотрели какое-то видео, я облилась кипятком, он читал для моего носа «Три толстяка» Олеши, потому что меня замучил насморк. Он целовал меня, я кусала его плечи, шею, спину. Утром мне было сложно сидеть и я читала Хармса. Смотрела на него, спящего, поверх страниц. Во время секса он говорит такие трогательные вещи, которые не говорят даже самые влюбленные люди, а произносят только первые встречные, ничего не боясь.
От чего-то я была так чертовски счастлива, что мои щеки стали похожи на две большие клубничины.
Его, кстати, звали Дайс. Он очень вкусно пах. И он понял ту мою штуку про кормовую кукурузу, а ведь никто еще до этого не смеялся над ней. Даже из вежливости, даже под пулей.
***
Дайс – это голос в моей голове. Всем слышаться голоса, это нормально, я знаю. Лечусь у врача я потому, что голос хочет от меня слишком много, обретает тело, куда-то меня тащит, занимается со мной любовью, постоянно зовет меня, зовет. У меня лопается голова раз в неделю и кузнец Сажа Ложкин кует мне новую. Она потом очень болит. Кровь от лопанья, кстати, вытекает из меня с невиданной силой, за этот месяц я потеряла уже три с половиной литра. Дайс смотрит на мою испачканную квартиру и рассказывает страшные сказки, но я слушаю его вполуха, потому что терпеть не могу бояться. Когда я боюсь, мое тело почему-то синеет, становится очень темно. Не люблю, когда темно, мне от этого холодно.
***
Завтра День Независимости. Мы наряжаемся в людей, собираемся вокруг Зеркала (это озеро недалеко от города) и заглядываем внутрь. Смотрим на них. Я не люблю касаться воды: безумно холодная и годами не смыть ее с пальцев, она постоянно капает с них и это очень раздражает.
Дайс смотрит на меня из воды. Он говорит, что ему без меня плохо, что он ненавидит мой мир, в который я ушла. Он хочет, чтобы я вернулась. Он плачет и тянет ко мне руки. Я вижу кончики его пальцев, поднявшиеся из воды Зеркала как поплавки. Он говорит, что разнес мне голову от любви. Странно, что он до сих пор продолжает это делать с ней каждую неделю, если клянется в любви.
День Независимости – это веселый праздник. Кто-то, наконец, услышит «любил» вместо «люблю». Это весьма приятно – стать свободным. Раньше мы называли этот праздник Днем Большой Тыквы. Аналогия с Золушкой, чья карета превратилась в тыкву. Их «люблю» больше никуда не едет, падает тыквой в Тетрадочных Полях и мы свободны.
Дайс говорит мне «не уходи, ведь я люблю тебя».
Bang bang my baby shot me down.
В этом году не повезло, я вздыхаю.
URL записи