[black-Wind]

о превращениях. о красоте. а я влюбился в нарисованный воображением образ.

раз. читать после два. или перед.

"Собственно началось с того, что я рассматривала фотографии одного музыканта, собранные в хронологическом порядке. Из всех роковых мальчиков прошлого века, он более других похож на волка. В конце восьмидесятых - почти блаженный, волчонок, спотыкающийся о собственные толстые лапы; в девяностые - юный волк, хищная невинность, вечнопьяный прозрачный взгляд; а в двухтысячные уже было то, что мы имеем сейчас - полуопущенные веки и широкое тело, в котором тяжесть и сила. Естественный процесс, но я вдруг сличила даты: в 99 он ещё лёгок, в 00 - пожалуй, потом что-то происходит, и к третьему году это другой человек. Необратимые изменения заняли менее чем пару лет.
Чтобы понять, что случилось, погуглила. За этот период он нарастил килограммов двадцать, постригся коротко, возможно болел, счастливо женился, а потом ему стало сорок. В сорок четыре в нём не осталось тоски, слова его сделались вескими, а суждения определёнными. Я потом осмотрела ещё нескольких мужчин после сорока и подумала, что так выглядит кризис среднего возраста: человек внезапно начинает серьёзно к себе относиться - и не потому, что его душит самодовольство, просто он уверен, что те обязательства, которые на нём лежат, требуют серьёзного отношения.
Говорит, будто камни роняет, не выказывает сомнений, никогда не отступается, глаза почти всегда полуприкрыты, в каждой женщине узнаёт четверых таких же, с которыми спал прежде, и заранее видит все проблемы, которые от неё будут. Удовольствия, впрочем, тоже видит, но они ничего не перевешивают.
Я знаю, вы читаете сейчас, и вам уже неприятно. Напрасно. Это - взрослый. Он сильный и разумный, разве же плохо? Это прекрасно.
Прекрасно настолько, что недавно я нашла себя в простенькой психологической ловушке: очень неловко признавать, но у меня завёлся воображаемый друг. И не товарищ по играм, как прежде, а такой вот взрослый, я ему иногда рассказываю что-нибудь, много спрашиваю, а он отвечает.
- Понятно, - сказала Юля, - ты девятилетний мальчик. И у тебя кризис авторитетности.
Ну да, я хочу слушать кого-то, кто умней и старше, в ком больше не бьются ни волки, ни лисы, а есть покой и отчётливые мысли. К сожалению, друга я слепила из собственного опыта, поэтому ничего нового от него не узнать.
И тогда я взяла молескин, записала вопросы, которые чаще всего ему задавала, и обошла знакомых мужчин подходящего возраста. Не стану говорить, сколько ответов совпало. Вообще не хочу больше об этом опыте - секрет.
Я сейчас, если позволите, немного перепрыгну - мне пока можно, мои волки и лисы ещё танцуют и огрызаются, и путаются в собственных лапах.
Поняла, что когда мне очень сильно нравился мужчина, я чувствовала в его присутствии необъяснимую покорность - по такому признаку и определяла. Источник этой покорности не в подчинении, а в доверии. Они все были немножко гуру. И я принимала каждое слово, переставала бежать и тревожиться, начинала видеть так, будто с окна сняли антикомариную сетку: не очень-то она и мешала, но всё без неё ярче и свежей. Всегда слушалась и ничего не хотела, кроме как оставаться под большой тёплой рукой.
И ещё поняла, что ни с одним из них у меня ничего не получилось, а получалось всегда с теми, с кем удавалось сохранить остатки характера. И они-то меня любили, а эти, с которыми я была кроткая, уходили, выбирая, кого пожестче.
Теперь, внимание, можно сделать вывод, что им всем нужны стервы. Но это, если следовать логике глянцевого мышления. Потому что не столь важно, что им на самом деле надо, главное - чего им не нужно.
Я голодно и глупо искала не любовников, а всемогущих, мудрых и справедливых родителей. Найдя подходящих, расслаблялась на их коленях, будто рэгдолл. А они, вот незадача, предпочитали свободные руки, им ни к чему ещё один ребёнок вместо женщины. Наверняка на свете существуют такие, которым только дай эту мягкую тяжесть, но те, что нравились мне - не хотели.

Теперь, конечно, здесь необходим вывод и рецепт. Что ж, я не против, только подождите ещё несколько лет, я тогда точно узнаю и расскажу - увесистыми уверенными словами. А пока мои лисы, мои волки, уже рвутся, путаясь в лапах, туда, где плохо с логикой, но хорошо с луной, где маловато фактов, но достаточно крови, где никто не гарантирует безопасность, и куда никогда не пойдёт со мной мой воображаемый друг." MK

два

«Куда, интересно, потом из них деваются эти мальчишки, от которых у нас не было никакого противоядия - один раз увидеть у друзей и пропасть навсегда; темные брови, щекотные загривки, нежные шеи, узкие молочные спины в родинках; повадка целоваться, подаваясь вперед всем телом, торопливо и жадно; лукавые глаза, сбитые костяшки пальцев, щетина, редкая и нелепая, никакой тебе вожделенной мужественности; зажигалка благодаря заботливым друзьям исторгает пламя высотой в палец, и, закуривая, можно спалить тебе челку; совершенно неподражаемо, роскошно смеются - запрокидывают головы, показывают ямочки, обнажают влажные зубы; носят вечно съезжающие джинсы, умеют дуться, подбирая обиженные губы и отворачиваясь; просыпаются горячие и мятые, в длинных заспанных отметинах от простыни и подушки; играют в бильярд и покер, цитируют великих, горячатся, гордятся татуировками и умирают не успеваешь заметить когда; в двадцать четыре еще дети, в тридцать - уже крепкие самоуверенные мужики с вертикальной складкой между бровей, жесткий ворс на груди, невесть откуда взявшийся, выпуклые мыщцы, сытый раскатистый хохоток, пристрастие к рубашкам и дорогим ботинкам, ничего и близко похожего на то, за что ты легко могла отдать полжизни и никогда не пожалеть об этом.

Красивые, красивые, и были, и будут, кто спорит; еще и умные к этому времени, и прямые, и забывают привычку так много и страстно врать по любому поводу; взрослые, да, серьезные, и пахнут смертной скукой. Хочется спросить, зачем они съели того мальчика, с кожей прозрачной, как бумага, который вешал себе на стенку журнальный разворот с какой-нибудь невероятной серебристой машиной - ничего не было слаще, чем смотреть на него, сидящего на парапете над рекой, рассказывающего тебе что-то, и чтобы солнце золотило ему волосы и ресницы.»